— Знаешь, на твоем месте я бы более осторожно подходил к выбору слов. Он ведь может тебя и взять. Вполне заслужил. Что же касается меня, то можешь звать как и раньше — Игрок.

Вобла еще раз внимательно осмотрелся вокруг. Видно было, что то, что я нахожусь здесь один, его успокоило. Он справился со своим первоначальным страхом.

— Ну и что тебе, мистер Игрок, нужно? Хочешь забрать эти деньги?

Я усмехнулся.

— Деньги? Что такое деньги? Так, раскрашенная бумага, которую вы, люди, цените непропорционально высоко. Впрочем, тебе не понять этого. Поэтому буду более приземленным. Деньги мне не нужны. Надо было бы, я бы взял их еще до твоего прихода и ушел. Мне нужен ты. А еще точнее — информация.

— А почему ты думаешь, что я тебе что-то скажу? После того, что ты сделал?

— Скажешь.

— Уверен? И сколько ты готов за это заплатить?

— А как насчет спокойной совести?

Вобла резко обернулся и уставился на Альену.

— Откуда ты здесь взялась, черт побери?

— Я же просил выбирать выражения, — попенял я. — Ведь могу и в самом деле побрать.

Однако мои слова Вобла, похоже, пропустил мимо ушей. Он озадаченно разглядывал непонятную девчонку, появившуюся неизвестно откуда. Он вполне мог представить, что второпях пропустил и не заметил меня. Но ведь потом он самым внимательным образом осмотрелся. Не было здесь никого! И уж точно никого не было на диване. И вот нате вам. Сидит появившаяся непонятно откуда девчонка и еще разговаривает. Вобла вмиг потерял часть обретенной уверенности. Впрочем, то, что он трус, я знал и раньше. Ну не стал бы вполне взрослый парень связываться с малолетками и организовывать из них банду, если бы чувствовал себя уверенно со своими сверстниками. Но вот как раз с ними у него, похоже, и были нелады. Он просто боялся. Он мог верить только тем, кого подавлял своей силой, своим авторитетом. Таким задавленным людям он и верил. А задавить он мог только тех, кто младше. Кто слабее. И вот сейчас, попав в переплет, он без колебания бросал тех, кто ему доверял, ради собственного спасения. И он вовсе не горел желанием видеть свидетелей своего бегства.

— А ты кто еще такая?!

— Можно сказать, что твоя совесть.

Вобла даже не подозревал, насколько правдиво то, что сейчас сказала Альена.

— Ага. Вот что, совесть, забирай своего кавалера и валите отсюда! Быстро, пока я добрый.

— Ты можешь бежать сейчас, — сообщил я. — Можешь бегать и дальше. От нее, меня. Но рано или поздно мы с тобой встретимся. Судя по всему, встретиться тебе придется именно со мной, а не с ней. Бежать бесполезно, Николай. Можно либо сражаться за себя, либо сдаться. Ты, судя по всему, сдался, приняв свое поражение за победу.

Вобла ошарашенно уставился на меня.

— Откуда ты знаешь мое имя?! Его никто не знал здесь!

— Ты в самом деле хочешь услышать ответ? — Я посмотрел Николаю прямо в глаза. Тот некоторое время пытался тягаться со мной взглядом, но быстро сдался.

— Чего тебе надо?

— Ты знаешь, где мальчик? Кто его увез?

— Ага! — сразу взъярился он. — Вот что вам надо? Все вы добрые вот так! А меня, если я скажу, убить могут! Еще из-за того щенка я не рисковал!

— Рисковать тебя никто не просит, — холодно заметила Альена. — Я прошу только сказать то, что ты знаешь. Потом можешь проваливать.

— Угу. Только они потом меня везде найдут.

— Может, найдут, — кивнул я. — А может, нет. У тебя есть шанс совершить настоящий поступок. Не упускай его.

— А пошли вы! — Вобла схватил деньги, запихнул их себе за пазуху и рванул к выходу. — Сумасшедшие! — крикнул он от выхода. Я услышал, как он захлопнул дверь и подпер ее чем-то тяжелым. Мы с Альеной остались вдвоем.

— Он должен был получить шанс, — заметила Альена, словно оправдываясь. — Каждый человек имеет право на шанс.

— Имеет, — вздохнул я. — Мы ему его давали. Он сам отказался.

— Да. — Альена печально вздохнула.

— Только не говори, что тебе его жаль!

— Мне всегда жаль, когда люди не оправдывают ожиданий.

— Твоих ожиданий.

— И твоих тоже. Разве нет? Ох, Эзергиль, опять ты пытаешься казаться хуже, чем есть на самом деле.

— Нет, просто я стараюсь быть реалистом. Вы, ангелы, слишком уж идеалисты. Я же предпочитаю разочаровываться в своих худших ожиданиях, чем в лучших. Сейчас, увы, никакого разочарования не было.

Альена поерзала на диване.

— Значит, мы не можем вмешаться в открытую?

— Не можем. Если бы этот Вобла…

— Николай.

— Вобла. Был бы Николаем, мы сейчас тут не сидели бы. Вот если бы этот Вобла хоть на чуть-чуть раскаялся бы в своих поступках. Сообщил бы то, что знает…

— Вряд ли он знает много.

Я махнул рукой.

— Опять ты пытаешься его оправдать. Нам нужны были сведения? Нет! Сведения мы и без него добудем. Достаточно наших блокнотов. Нам нужно было его раскаяние, чтобы получить возможность хоть чуть-чуть повлиять на события. Увы, придется остаться в роли зрителей. Однако до этого мне предстоит сделать еще одну неприятную работу.

— Что еще задумал?

— За мной один совет. Не забыла? Сама дала мне это право. Вобла свой выбор сделал. Теперь выбор за другим человеком. Пойдем.

Я поднялся с кресла и зашагал к двери. Альена молча последовала за мной. Что это с ней? Никаких вопросов. Никаких требований пояснить мысль. Видно, поняла, что бесполезно у меня что-либо спрашивать. Или… или наш последний разговор не прошел даром и для нее.

Во дворе я обернулся на дверь, которую Вобла, убегая, подпер черенком лопаты. Некоторое время разглядывал ее, словно видел впервые. Альена терпеливо ждала. Иногда она тоже посматривала на дверь, словно желая понять, что же там привлекло мое внимание.

— Ты чего, — наконец не выдержала она.

— Боюсь, — неожиданно даже для себя признался. — Боюсь еще одного разочарования.

— А ты попробуй поверить.

— Я верю. Но верит ли Алеша? Ладно, идем. Может, я и боюсь, но никакой страх не заставит меня отступить.

Альена согласно кивнула.

Выяснить место, где держат Алешу, для нас с Альеной было нетрудно. Достаточно прибегнуть к помощи наших чудесных блокнотов и задать им правильные вопросы. Но в этом случае мы полностью лишались возможности каким-нибудь образом повлиять на события. Эти запреты были не просто законами, а основой мироздания и миропорядка. Никто из нас — ни черти, ни ангелы не могли хоть немного ущемить свободу воли людей. И совершенно неважно, в их пользу мы ущемляли эту свободу или нет. Так что выбора особого у нас не было.